Гостиница КГБ СССР с рестораном и прослушкой

Несколько десятилетий ресторан «Пекин» был одним из самых желанных и пафосных мест. Его посещали и высшие партийные чиновники, и звезды эстрады, и выдающиеся спортсмены, и зарубежные знаменитости. Мне в разное время приходилось видеть там и зятя Брежнева Юрия Чурбанова с супругой, и Аркадия Райкина, и Александра Ширвиндта, и Владимира Высоцкого, и Валерия Васильева с Александром Мальцевым, и Иосифа Кобзона, и «Машину времени» в полном составе (в том числе и на одном из моих дней рождения), и множество других известных и достойных людей. Сиживали там и криминальные авторитеты, и цеховики – подпольные миллионеры, и гости из солнечных республик СССР, для которых хоть раз побывать в «Пекине» было обязательной частью московской программы.

Попасть вечером в «Пекин» для простых смертных было проблемой. В семидесятые – восьмидесятые годы он заполнялся в любой день недели. А для девушек приглашение поужинать в этом ресторане было настолько желанным, что каких-то дополнительных усилий для сближения с ними от пригласившего кавалера в этом случае практически не требовалось.

В советские времена там выступали великолепные музыканты, настоящие ресторанные профессионалы, которые могли исполнить «для дорогих гостей» пару тысяч песен практически на всех языках мира. Самое интересное, что все посетители заведения знали, что оно находится под недремлющим оком двух силовых ведомств: КГБ и МВД, и даже часть официантов – их сотрудники. Но все равно ходили туда выпивать и закусывать, а иногда даже вели деловые разговоры. Наверное, зря… Секретов в этом комплексе зданий было множество, и некоторые его части являются закрытыми зонами до сих пор…

Как Сталин и Мао уходили из «Пекина»


С этим комплексом было много таинственных историй и знаковых событий, что вполне понятно: в 1939 году (а именно тогда началось строительство здания, продолжавшееся без малого двадцать лет) в нем планировалось разместить гостиницу для сотрудников НКВД и НКГБ. К лету 1941 года был возведен только каркас четырех этажей, и строительство было прервано. А в 1946 году на стройплощадке уже работали и вольнонаемные, и пленные немцы, и свои собственные заключенные. Строение должно было вписываться в систему Министерства государственной безопасности. Да, собственно, и вписывалось. Вся правая часть здания (если стоять к нему лицом, а спиной – к памятнику Маяковскому) была отдана под служебную гостиницу МГБ, а левая (по Садовому кольцу) принадлежала советской милиции.

В советские времена любопытно было наблюдать, как в одно и то же время из роскошного ресторана вываливала разношерстная, в том числе и криминальная, публика, а из неприметных дверей гостиницы без каких-либо вывесок, выходили аккуратно стриженные, молодые и не очень, люди в строгих костюмах и галстуках. Питались они не в роскошном китайском заведении, а в буфете или столовой, иногда просто покупали что-то в расположенной в том же здании кулинарии. Кстати, выходят такие люди из тех же дверей до сих пор, вот только ведомства носят теперь немного другие названия.

Над гигантским залом ресторана и в средней, высотной части здания были гостиничные номера высшего уровня. Это уже не двух-трехместные комнаты казарменного типа, как в служебной гостинице, а роскошные люксы, в которых иногда останавливались высшие чины госбезопасности из братских социалистических стран. Самые крутые номера на одиннадцатом этаже имели потолки высотой в шесть метров! Пятнадцатый этаж и помещения, располагавшиеся выше, были режимной, причем особо охраняемой зоной. В нее, кстати, входил и шпиль здания. Сотрудники гостиницы могли пройти туда только в сопровождении чекиста и по спецпропуску.

А в люксах попроще, расположенных в открытой зоне отеля над рестораном, могли размещаться и другие граждане. Там, например, жили Марина Влади, Дин Рид, Марсель Марсо. Иногда, несмотря на статус, отель временно становился «кавказской пленницей» (так прозвали в семидесятые гостиницу «Россия»), и тогда усатых брюнетов в «Пекине» было предостаточно, особенно по вечерам.

Открыть китайское заведение общепита исполком Моссовета решил в декабре 1955 года, и через каких-то три года «ресторан «Пекин» с китайской кухней и кафе при нем» принял первых посетителей.

Основной зал, более всего напоминавший вокзальное помещение, с высотой потолков метров в семь-восемь, вмещал две-три сотни человек. Слева и за сценой изначально были подсобные помещения, которые со временем стали самостоятельными банкетными залами. Еще один зал был открыт на месте бывшей столовой для работников отеля на втором этаже. Так что в лучшие времена этот монстр мог вместить в себя человек пятьсот гостей.

Об изменениях в интерьерах зала ходило достаточно легенд и рассказывалось множество историй. Я слышал их от разных людей: метрдотеля Владмира Маркина, директора «Пекина» Володи Кобразова, знакомых официантов и даже бывшего начальника секретной гостиницы КГБ…

В конце сороковых – начале пятидесятых годов, как, возможно, помнят наши читатели со стажем, мы сильно дружили с китайцами. И «Пекин» должен был символизировать эту дружбу. В верхней части здания, там, где находится башенка, даже располагались цифры 1949, обозначавшие не год открытия отеля и ресторана, а дату победы китайской революции.

Интерьер кабака также был выдержан в традициях советско-китайской дружбы. Рассказывают, что первоначально над сценой, в конце основного огромного зала, была фреска, на которой Сталин и Мао, поднявшись со своих мест, за уставленным яствами столом, жали друг другу руки. На них с восхищением смотрели сидевшие по разные стороны стола русские и китайцы.

Генералиссимус ко времени открытия «Пекина» уже умер, и его культ даже был осужден ХХ съездом партии, но фреска просуществовала еще три года. В 1961 году «вождь народов» был вынесен из Мавзолея и закопан поблизости. Под это дело ближе к новому, 1962 году «Пекин» тихонько закрыли на санитарную обработку, а когда он открылся, удивленные посетители увидели, что на панно над сценой председатель Мао жмет руку какому-то абстрактному русскому. Других гостей и яства на фреске решили временно оставить, хотя отношения с Китаем у нас постепенно ухудшались.

Вторая половина шестидесятых годов ознаменовалась борьбой с китайскими извращениями марксизма-ленинизма, то есть культурной революцией, хунвейбинами, дацзыбао, стрельбой по воробьям и пр. Виноват в них, как не без основания считали наши идеологи, был именно председатель Мао. Так что во время очередного «санитарного дня» лицу «великого кормчего» были приданы европейские черты. Классический китайский френч, правда, был оставлен в неприкосновенности.

Двое русских, бывшие товарищи Сталин и Мао, жавшие друг другу руки за советско-китайским столом, продержались, как говорят, недолго, всего лишь до событий на острове Даманский в марте 1969 года, когда китайцы вероломно напали на наших пограничников, а мы впервые использовали в боевых условиях новую модель БТР. За один день десятки лиц изменить трудно, так что панно завесили плотной холстиной, и по ночам, а также в утренние нерабочие часы группа художников приводила фреску в соответствие с генеральной линией партии. Вскоре москвичам и гостям столицы была представлена новая версия картины, на которой были изображены представители народов СССР в национальных костюмах, а двое русских, один в китайском френче, а другой в белом кителе, как и прежде, обменивались рукопожатиями.

Последнее изменение картины относится к 1983 году. Тогда один ушлый спекулянт, торговавший около комиссионного магазина на Садовой-Кудринской, примерно в километре от заведения, решил за некоторую сумму увековечить свой образ. В одну из ночей неизвестный художник придал «русскому Сталину» черты торговца «акаями» и «сонями». Время от времени тот приводил девушек и невзначай показывал им на панно над сценой. «А вот это – я, между прочим». Девушки обмирали и быстро склонялись им к сожительству.

Агония застоя и перестройка нанесли «Пекину» смертельный удар. Был сделан капитальный ремонт, количество залов увеличилось. Почти все официанты и даже некоторые метрдотели в связи с тем, что КГБ приказал долго жить, сменились. Что же касается знаменитой фрески, то на ее месте появился написанный китайскими мастерами кисти и красок фрагмент какого-то природного ландшафта Поднебесной. И только старожилы могли рассказать молодому поколению красивую легенду о старых временах и политической составляющей изобразительного искусства, о которой так долго говорили большевики…

За двадцать пять лет работы «старого» «Пекина» в нем перебывали все: партийные вожди и министры, маршалы и космонавты, артисты балета и оперные дивы, хоккеисты и футболисты, отмечавшие там свои успехи, джазмены и рокеры, бандиты, аферисты, проститутки, гости с Кавказа и из Средней Азии, а также тысячи зарубежных граждан. И каждый из них получил то, что хотел: поел вкусной еды, послушал музыку, нажрался как свинья, снял девчонку (парня), провел интеллектуальную беседу, отметил юбилей, в общем, как у нас говорят, «погулял».

С конца семидесятых ассортимент экзотических блюд постоянно сокращался. У меня сохранилось меню за март 1983 года, в котором из 36 объявленных вторых горячих блюд гостям предлагалось лишь 13. А во времена перестройки ситуация вообще стала совсем другой.

Открытый в 1989 году «Пекин в Москве» (так называлось совместное предприятие) сильно измельчал. Кухня стала более китайской (были взяты на работу 15 китайских поваров), менее вкусной и на порядок дороже. Адаптированные к русским желудкам блюда были временно вытеснены наверх, в так называемый европейский зал. Но тем не менее еще несколько лет старожилы ходили туда. Контингент, правда, частично сменился на криминально-гламурный, кабак стал убыточным, потом в нем открыли казино, а еда стала какой-то совсем уж невкусной (это на фоне нынешнего изобилия восточной кухни в Москве). Во второй половине девяностых я пару раз заходил в «Пекин». Не понравилось. Потом заведение вообще признали нерентабельным и закрыли, точнее перепрофилировали в гостинично-офисный комплекс. А ведь раньше было так здорово… А какие истории там происходили…

Южные истории


Завсегдатаям «Пекина» история появления в меню ресторана блюда «Вырезка фри кусочками – с выходом» известна давно. Судя по меню, оно отличалось от просто «Вырезки фри кусочками» сумасшедшей по тем временам ценой. Согласитесь, платить 28 рублей за порцию свиной вырезки в кляре, обжаренной во фритюре и посыпанной смесью соли и перца хуацзе (сычуанский перец. – Ред.), которая в обычных условиях стоила рубль тридцать, было безумием. Тем не менее некоторые товарищи, обычно из Грузии или Армении (см. фильм «Мимино»), с пугающей регулярностью заказывали это блюдо.

Однажды я был свидетелем такого заказа и последовавшего за ним шоу. Заказавшие «Вырезку с выходом» брюнеты чинно сидели за столом почти у входа. Вдруг из-за ширмы, прикрывавшей вход на кухню, вышла странного вида процессия. Впереди шел одетый в швейцарскую ливрею седоусый старик, который держал в одетых в белые перчатки руках две тарелки. Но не те, из которых едят, а такие, с помощью которых музицируют. За ним шли два официанта, каждый из которых нес мельхиоровое блюдо солидных размеров, закрытое мельхиоровой же крышкой. Сзади шли три девушки (мне кажется, что это были переодетые в национальные китайские костюмы практикантки из училища, готовившего официантов). Седой старик ударил в тарелки. Все посетители дружно уставились в сторону процессии. Сделав три шага, он грохнул еще раз. Заказавшие блюдо, но ни о чем не подозревавшие товарищи из Закавказья с интересом смотрели на происходящее. Группа служащих ресторана тем временем двигалась явно в сторону их столика, не забывая через каждые три шага оглашать воздух грохотом меди. Наконец они подошли к цели. Швейцар заколотил в тарелки с удвоенной энергией, девушки неумело затанцевали, а официанты поставили перед обалдевшими гостями заведения по блюду с обычной порцией вырезки в тесте весом в сто пятьдесят граммов. Затем процессия, уже без звукового сопровождения, ретировалась.

Примерно тогда же произошла и «узбекская история». В зал зашли два настоящих узбека. По суровой моде того времени – в халатах и тюбетейках. Сели, посмотрели меню. Заказали. И тут один из них говорит, обращаясь к официанту: «Официант-ага, а вот эти штучки для чего?» И показывает на свернутые конусом обеденные салфетки. Официант (это был мой приятель Валера Дюков) подумал, что его разыгрывают. По его понятиям даже маленький ребенок должен был знать о предназначении этих предметов. Поэтому он решил подыграть веселым узбекам. «Это, – говорит, – чтобы подавать мне сигнал. Например, я принес вам холодную закуску, а вы ее съели. Тогда вы эти сигнальные конусы ставите себе на голову, я с кухни вижу, что надо поторопиться с горячим, и бегу к вам». И ушел, очень довольный своей находчивостью.

Каково же было удивление официанта, когда через сорок минут он, выглянув в зал, обнаружил, что двое товарищей в халатах сняли тюбетейки и установили салфеточные конусы у себя на головах, придерживая их руками, чтобы те не упали. Немногочисленная в тот раннеобеденный час публика с удивлением взирала на странных людей в колпаках. К ним один за другим стали подходить официанты, глядеть в глаза и спрашивать, не их ли граждане узбеки ждут. Но те хотели видеть только «своего». Через несколько минут Володя неторопливо принес им горячее, говоря при этом: «Ну вот, видите, сигнал сработал, я уже вам все принес». Потом, выдержав небольшую паузу, сообщил: «А еще если конусы развернуть, то получатся отличные салфетки». Узбеки юмора не поняли и отставили «сигнальные устройства» в сторону. Потом в «Пекине» долго ходила следующая шутка: если официант задерживался со сменой блюд, то достаточно было на минутку-другую поставить себе на голову матерчатый конус, и его тут же звали с кухни коллеги.

Танец Кацмана


Я не застал Кацмана в тот период, когда работал в «Московском комсомольце», но был о нем, что называется, наслышан. О его подвигах рассказывала вся редакция. Его в 1990 году выгнали из редакции за то, что он в нетрезвом состоянии кидался в неугодившего ему редактора отдела печатными машинками, загубив таким образом не менее трех приборов.

Главный редактор «МК» Павел Николаевич Гусев прощал талантливым людям очень многое. Три раза он увольнял Кацмана и три раза принимал опять на работу. Четвертого редактор уже не вытерпел. Так что ко времени нашего знакомства он приходил в редакцию только в гости, посидеть у фотографов, попить узбекского портвейна «Жасорат», продававшегося в соседнем винном магазине на Шмитовском проезде, обсудить боевое прошлое и перспективы на смутное будущее. Каморка фотографов располагалась в том же здании, что и основная часть редакции, но в другом крыле, так что начальство туда не заходило практически никогда. Еще одним преимуществом было наличие отдельного входа, позволявшее трем «фотикам» и двум художникам беспрепятственно уходить и приходить в любое время суток и в любом состоянии, а также принимать гостей. Кацман был гостем нечастым, но запоминающимся.

25 марта каждого года у «великого русского художника начала конца ХХ века» Алексея Меринова бывает день рождения. Случилось так, что и в 1992 году он собрал небольшую группу товарищей – отпраздновать событие в ресторане «Пекин». Было нас всего семь человек – пять действующих работников отдела иллюстраций, ваш покорный слуга и Кацман, приглашенный по старой памяти.

Будучи чистокровным иудеем, Кацман обладал совершенно нетипичной внешностью. Нарождающуюся плешь прикрывали кудрявые светлые волосики, круглое лицо дополнял нос картошкой, а уж о грассирующем произношении и речи не было. К тому же пил он как типичный русский, бессмысленно и беспощадно.

А как все хорошо начиналось! Мы чинно сидели за обильно накрытым столом, пили ледяную польскую водку, закусывали ее яйцами «Сунхуа» (тайский деликатес. – Ред.), капусткой, курицей по-сычуаньски, вишневым мясом и прочими чудесами. Время от времени кто-то вставал и произносил здравицы в адрес Меринова, которому исполнилось 33 года.

О Меринове можно рассказывать часами. Его похождения в цыганском театре «Ромэн», где он работал главным художником, наверное, могли составить отдельную книгу. Чего стоит тот факт, что он был единственным русским в этом заведении! И когда на театр пришла разнарядка – наградить наиболее достойного работника медалью «За трудовое отличие» – и цыганские кланы сцепились в битве за бронзовый кружочек, во избежание кровопролития пришлось принять соломоново решение и выдвинуть кандидатуру Меринова. Для многих до сих пор остается загадкой, как мог сильно пьющий, в то время еще совершенно аполитичный человек с длиннющими седоватыми волосами и бородой, никогда не носивший ничего, кроме джинсов, получить при советской власти государственную награду. Но получил, и соратники удовлетворенно отмечали этот факт в своих тостах.

Но вернемся к Кацману. Он, как и все, степенно выпивал водочку, возможно, несколько чаще, чем следовало бы, но в отличие от других почти не закусывал. А польская отборная – вещь коварная и способна накапливаться в организме, в конце концов преодолевая критическую массу. Последствия этого бывают непредсказуемы. Так случилось и в этот раз.

Если в доперестроечные времена ресторан «Пекин» в качестве основного развлечения предлагал своим гостям музыкальную программу в исполнении довольно приличного ансамбля, то к 1991 году в результате выросшей конкуренции был вынужден завлекать посетителей специальным шоу. Сначала, где-то часов с шести, джазовый коллектив тихонько музицировал, настраивая присутствующих на приятный вечер. А в семь начиналось красочное шоу в восточном стиле. Там были жонглеры, фокусники, акробаты, а примерно в середине мероприятия выходили полуобнаженные девицы и исполняли зажигательные танцы. Вот эти танцы и привлекли внимание задремавшего было Кацмана. Он наклонился ко мне и шепотом сказал на ухо: «Ну все, я пошел». Не будучи до этого близко знаком с Кацманом, я подумал, что он решил отправиться в туалет, но не тут-то было!

Представляю, как это выглядело со стороны и воспринималось людьми непосвященными! В стройные ряды полуголых девиц, изображающих подобие танца живота, ворвался не первой молодости лысоватый человек в помятом коричневом костюме и, удобно расположившись в центре, стал демонстрировать нечто среднее между гопаком и твистом, не забывая при этом прихватывать зазевавшихся молодых особ за выступающие места. Минуту-другую разом притихший зал восторженно наблюдал за героем, который за это время уже сумел оставить одну из танцовщиц, что называется, топлесс. Остальные пытались увиливать от Кацмана, но где там… Он метался между стройными телами и продолжал свои развратные действия. Тогда по команде метрдотеля к нему кинулись двое официантов, чтобы скрутить и вывести вон похабника. Несмотря на то что танцор никогда в жизни не занимался никакими видами спорта, он проявил чудеса ловкости. Со сноровкой бывалого регбиста он уходил от официантских попыток ухватить его за плечи. Даже когда отчаявшийся халдей бросился ему в ноги, чтобы прервать затянувшееся шоу одного актера, Кацман лихо подпрыгнул и лягнул противника ногой. Остановить разгулявшегося шоумена удалось, только выключив музыку. Девицы встали, а официанты схватили расстроенного этим фактом солиста и вытащили из зала.

Чтобы вернуть его на место, понадобилось полчаса времени и уговоров, взятка мэтру, извинения перед перепуганными танцовщицами и обещание не выпускать Кацмана из-за стола. Его посадили к окну, отрезав таким образом путь к выходу в центр зала, где продолжалось шоу. Обиженный «артист», не совсем понимавший, почему его творческий полет был прерван, едва успев начаться, тупо выпивал одну рюмку за другой и мрачнел все больше и больше.

Все-таки наши люди горазды на выдумки. Казалось, всё, пути к самовыражению полностью отрезаны, приходится сидеть, прижатым к подоконнику, и сидеть спокойно, тем более что находишься под контролем коллектива. Но и это не смутило нашего героя. Ведь рядом с ним была штора. Между прочим, бархатная и красивого вишневого цвета. Но все дело в том, что высота потолков в «Пекине» около семи метров, и штора была соответствующей длины. Так что, когда с криком «Вот вам!» Кацман ухватился за ее нижнюю часть и всем весом повис на секунду-другую, полотно вместе с карнизом рухнуло вниз, накрывая наш и соседний столы, разбивая рюмки и тарелки, переворачивая бутылки и пугая посетителей.

Тут нервы у администрации ресторана не выдержали, и четыре официанта, схватив брыкающегося нарушителя порядка за конечности, вытащили его на улицу и кинули на асфальт. Единственное, что мы могли сделать для друга, – это отправить его на такси домой, тем более что он успокоился и заснул, как только был водворен на заднее сиденье.

Ущерб, нанесенный ресторану и посетителям, был весьма солидным, так что Алексею Меринову, как ответственному организатору банкета, пришлось оплачивать и посуду, и оторванную штору, и даже моральный ущерб. Трудно поверить, но к этому времени с начала застолья прошло всего полтора часа. Вечер грозил стать испорченным, но мы нашли в себе силы открыть второе дыхание и продолжить выпивать за здоровье именинника и закусывать. Восточное шоу закончилось, на сцене появился эстрадный ансамбль и заиграл стартовую песню «Чистые пруды, застенчивые ивы…». Вдохновленные музыкой пары пошли танцевать. Особенно выделялась среди танцующих дама с декольте впереди примерно до пупка, а сзади – до места, где кончается спина, а ягодицы начинают разделяться. «Эх, – грустно сказал Меринов, – Кацмана на нее нет. Жаль, что он так рано ушел…»

На фото: Алексей Меринов с коллегой Вадимом Поэгли. 1992 год

.
Автор: Алексей БОГОМОЛОВ