Как партизанский Батя Линьков приводил в чувство трусов

Мы остановились в мокром болотистом лесу в треугольнике Вилейка—Молодечно—Красное. Отсюда мы послали еще две группы на подрыв вражеских эшелонов. Через эти места мы проходили неделю назад, когда шли на встречу со Щербиной. Места нам были знакомы, да и в окружающих деревнях о нас уже знали, мы здесь расстреляли крупного шпиона, выдававшего себя за сапожника. Поэтому здесь можно было ожидать карательных отрядов гитлеровцев.
По направлению дальнейшего маршрута были выставлены две усиленные заставы. Во второй половине дня я с двумя автоматчиками направился разведать местность.
Командир первой заставы товарищ Шишкин доложил, что немцев поблизости не замечено. Но сменившиеся часовые сообщили, что в лесу шатается много безоружных людей. «Вроде кого-то ищут», — высказали хлопцы предположение.
— А ну-ка, Шишкин, задержите — и сюда их. Да не говорите, кто, зачем. На обратном пути я с ними потолкую.
Шишкин стал рассылать бойцов на выполнение приказания, я с автоматчиками направился на вторую заставу. О наличии в лесу посторонних узнал и Дубов. Желая предупредить меня об опасности, он, прихватив с собой Осокину, деда Пахома и одного бойца, направился за мной следом.
На заставе Шишкина они застали только младшего политрука Чугунова с больной ногой, все остальные разбрелись по лесу. Чугунов доложил комиссару о моем приказании.
Дубов решил подождать нас на заставе Шишкина. Чтобы не выдавать себя, он сел к костру и прикрыл автомат плащ-палаткой, то же сделали и другие. Только дед Пахом заявил, что ему трудно укрыть «свою стрельбу» (он, как всегда, был с централкой).
- Это и хорошо, ты будь на всякий случай с дробовиком наготове, а подозрительного в этом ничего нет. Мало ли теперь по лесу бродит людей с дробовиками, — заявил Дубов.
Из леса вывели пять человек задержанных. Предупрежденные конвоиры, не обращая на Дубова внимания, предложили неизвестным сесть у костра.
- Эх, братцы, да здесь уже есть рыба. Здравствуйте вам, — сказал один боец, подсаживаясь к Осокиной.
- Здравствуйте, — также нарочито небрежно ответил Дубов.
- А ты, красавица, почему не отвечаешь на приветствие? — спросил тот же боец, придвигаясь ближе к Осокиной.
- А я не знаю, кто вы, поэтому и не отвечаю.
- Испугалась малость, вот и промолчала, — заявил второй из задержанных.
- Испугаешься, если вас ведут под ружьем, как уголовных преступников, — отрезала радистка.
- А ты, дед, чего с ружьем сдался? — сказал третий, обращаясь к деду Пахому.
- А чего ж я поделаю с дробовиком супротив автомата? — уклончиво ответил старый партизан.
- Сам, поди, как увидел гитлеровца с автоматом — пулемет или пушку бросил, а других упрекает за то, что они с дробовиком не решились оказать сопротивление автоматчикам, — отчитала девушка и третьего.
- Интересно, откуда она сама-то здесь взялась? — заметил один из неизвестных.
В это время из леса вывели еще группу безоружных людей.
- Приказано — иди, не рассуждай. А то «куда, да зачем...» В плену у немца были? Были. Не рассуждали почему — боялись автомата. А у меня в руках, чай, тоже автомат, не чурка. Или, думаете, я стрелять не умею?.. Вот садись здесь и поджидай, когда тебя спросят...
Все это было так интересно, что мы остановились, не доходя костра, в густом орешнике, чтобы понаблюдать и послушать эти разговоры.
- Почему с нами поступают как с арестованными? Какое они на это имеют право? — кричал один из приведенных.
- А во время войны право за тем, у кого сила. Законы будет устанавливать победитель войны, — заметил Дубов.
В это время из лесу Шишкин вывел человека лет тридцати, огромного роста и богатырского телосложения. Шишкин держал автомат наготове.
- А ну-ка, садись вон там, — указал он место верзиле,— и помалкивай. «Я лейтенант»! Ты, может, капитаном был, да разжалован, коли обезоружили... А я не знаю и знать не хочу, кто ты. Вижу, в такое время человек по лесу без оружия шляется, значит по меньшей мере дезертир или фашистский прихвостень — полицейский.
- Послушаешь, вроде народ-то непокорный, а оккупантам сдались, — многозначительно заметил Дубов.
- Замолчи, старик, покуда я до тебя не добрался, — вскричал человек, приведенный Шишкиным, выговаривая слова с кавказским акцентом.
- У этого силы-то, как видно, хватит, вот хватит ли ума? — заметила Осокина.
- Вы, барышня, меня не оскорбляйте, а то я осетин... я могу...
- Ничего вы не можете. Вас немцы не так оскорбили — оружие отняли, да и то вы смирились, — ответила девушка.
- Попривыкали с бабами по деревням воевать, вот и ерепенятся,— заметил дед Пахом.
- Злости много, а толку нет, — добавил Дубов.
Я так заинтересовался происходящей сценой, что спрятал маузер и предложил своим бойцам подвести и меня к костру как задержанного в лесу.
- Здравствуйте, — сказал я,— может, у кого есть махры на закрутку?
- Здравствуй, если не шутишь, — ответили мне человека два из числа неизвестных.
Мои люди умышленно промолчали.
- На, отец, завертывай, самосад крепкий, полициант дал моему хозяину, а он мне уступил с полстакана.
Мы все были теперь убеждены, что перед нами окруженцы, проживающие в прилегающих к лесу деревнях, и вышли они искать связи с нашим отрядом, но среди них могли быть тайные полицейские и провокаторы.
- Шутить-то, кажется, времечко неподходящее... Что вам в деревне-то не сидится? Зачем в лес вышли? — Все задержанные вопросительно посмотрели на меня.
- А затем, зачем и остальные, — сказал один нерешительно.
- Остальные вышли, чтобы задержать вас. Это они, кажется, и сделали, вот и прошу мне ответить, кто такие и почему шатаетесь по лесу. Партизан, что ли, ищете? А то ведь теперь время военное, решение принять недолго.
- Да вот узнали, что вчера в этот лес проследовал отряд Бати... Хотели встретиться, попросить...
Мы действительно сутки назад, проходя безлесное
поле, запоздали и переходили вброд реку Рыбчатку на глазах проснувшихся селян прилегающей деревни.
- Ах, вон вы зачем в лес вышли! Это где же вас проинформировали, в полиции или в гестапо? А только Бати здесь нет, он еще вчера ушел отсюда. Я один из его командиров, прошу мне доложить, чего вы от него хотели, а я уже дальше передам вашу просьбу.
- Не в полиции и не в гестапо, на опушке леса лошадей пасли и сами видели, как они проходили,— заявил один.
- Вот хотели его попросить, чтобы взял нас в свой отряд и... — добавил другой.
Во мне все закипело от злости. В такое время, и такой народ водит в ночное лошадей, как в мирной обстановке.
- И выдал бы вам оружие, хотите вы сказать?— резко прервал я говорившего.
Все замолчали.
— Я должен вам сказать, что вы плохого мнения об этом командире. Зачем вы ему — скажите? Кашу есть? Для этого у многих из вас, я вижу, есть оружие. (Бойцы начали прикрывать локтями ложки, торчащие из-за голенищ сапог.) Но Батя не нуждается в кашеедах. У него люди тащат в мешках взрывчатку, а не пшено. И какое право имеете вы итти и просить оружие там, где вы его один раз уже получали? Вы его бросили на поле боя или передали в руки врага и теперь решили получить вторично... Как можно поручиться за то, что этого не случится и еще раз? Да и откуда видно, что вы решили воевать против оккупантов? Вот, например, вы! — указал я на сидящего против. — Кем вы были в армии?
- Я лейтенант танкист. В армии был командиром танка «КВ».
- Ну, видите! Страна ему доверила стальную крепость, а он сдал ее врагу, нарушил присягу и теперь бегает по лесу за советским командиром, чтобы получить автомат, может быть с той же целью.
Лейтенант, сжав кулаки, начал вытирать выступившие на глазах слезы. На меня это подействовало успокаивающе, я продолжал разговор более спокойно.
- Здесь в деревнях есть по два, по три полицейских. Они путем не могут заряжать выданных им немцами новеньких трехлинейных винтовок, Если из вас кто хочет воевать, тому оружие достать вполне возможно. А так кто же вас знает, что у вас на уме?
- Товарищ командир, я слышал, что Батя москвич, я тоже из Москвы, с Красной Пресни, у меня там мать осталась. В армии я был сержантом. В бою под Белостоком был ранен в голову и в плен попал не помню как. А когда пришел в себя, на третий день сбежал. Перезимовал в деревне у хорошего человека, выздоровел и теперь вышел в лес воевать с оккупантами. Большинство этих людей я знаю, и если вы верите мне, я за них ручаюсь, они вышли в лес за тем же. Но у нас нет никакого оружия, не с чего начать. А главное, у нас нет командира, мы не организованы, и так у нас ничего не выйдет.
- Ну как, Павел Семенович? — обратился я к комиссару.
- Надо помочь, — ответил Дубов.
- Младший политрук Чугунов!
Парень поднялся и стал в положение смирно.
- Хорош ты хлопец и жалко мне тебя, но не дойдешь ты со своей ногой Назначаю тебя командиром этой будущей бригады. Шишкин, выдайте ему запасной диск к автомату. Да только не посрами отряд десантников. Тебя, москвич с Красной Пресни, я назначаю помощником командира, надеюсь, что и ты не подкачаешь. Оружия у нас лишнего нет. И вам придется его добывать самим.
- Товарищ командир, у меня в группе есть запасная винтовка, — доложил мой командир группы Насекин.
- Передайте ее москвичу с Красной Пресни, — распорядился я.
Хотелось чем-нибудь вооружить и осетина. Выручил Пахом Митрич, он предложил дробовик с двумя десятками патронов. У него был другой, свой доморощенный, который бил более «хлестко».
Солнце склонялось к горизонту, а ночью мы хозяева в лесу. Дубов сказал несколько напутственных слов будущим партизанам. Я назначил хлопцам место явки для встречи с людьми, оставленными в этом районе. Чугунов был очень доволен своим назначением. Он только попросил «на два составчика» взрывчатки, мы ему отпустили и разошлись — они на юго- запад, а мы к юго-востоку.
Этот эпизод до сих пор хорошо сохранился у меня в памяти, и я его привожу почти дословно.
- А ведь может из ребят толк выйти, — говорил на следующий день на привале Дубов. — Тут главное, чтобы народ обид поднатерпелся, злости больше накопил, а уж потом он свое покажет.
Эти вчерашние-то, видимо, крепко обозлились. И впоследствии пенять на этих людей не приходилось. Сформированная нами таким необычным образом бригада оказалась одной из первых. Назначенный после нас командиром этой бригады товарищ Лунин (младший политрук был переведен в начальники штаба этой бригады) впоследствии был удостоен звания Героя Советского Союза.